«ЭТО ТАК ЯВСТВЕННО ВИДИТСЯ МНЕ…»

* * *

Там, на двенадцатом этаже,
Пальцем водить по стеклу.
Думать: зима наступила уже
Или молчит в углу?

«Как там, пора заявлять права
Или нельзя пока?
Может, ещё – разгуляй-трава,
Не-замерзай-река?

Может, пускай этот город сер,
Не убелён почти?
Может, не стоит из высших сфер
Снег на него трясти?..»

Глупость. Подстрочник. Эскиз. Канва.
И – по стеклу – рука:

«Пусть гололёд. Замерзай, трава,
Не шевелись, река».

* * *

и вдруг – «штормовое предупрежде...»
а я и не знала, что он – везде.
во всём этом ветре, буране, внутри,
смотри: не смотри, не смотри, не смотри.

ну что там увидишь, когда метёт,
когда штормовое, и всюду – лёд,
точнее, снег, то есть разом – всё.

и не спасёт тебя, не спасё...

* * *

Там, над моей головой, в вышине,
Праздник. Курбан-байрам.
Это так явственно видится мне,
Будто я тоже там.

Это в Татюнках, в деревне, стол,
И на столе – катык.
И занавески льняные в пол, 
И за окном – арык.

Бабушка ставит на стол чак-чак,
Мёд, катламу, лапшу.
Гости спешат, ускоряют шаг...

Я им рукой машу.

ТАТАРСКОЕ КЛАДБИЩЕ
                                      
Дедушке

Монет было много, едва умещались в ладошке,
А их – ещё больше, сидящих у тёмных оград.
А мне так хотелось ичиги – цветные сапожки,
И очень хотелось узнать, кто такой конокрад.

Шайтан обещал не шалить, говорила бабуля,
Молитвенник старый меня от шайтана спасал.
Но всё ж иногда мне казалось: меня обманули,
И он может взять и пробраться – и в спальню, и в зал.

Огромная серая книга, увы, не читалась,
И бронзовый дед всё смотрел не на внучку, а вдаль.
И женщина в белом у входа тревожно прощалась,
Но слёз не роняли, а просто застыли 
                                                              глаза, как миндаль.

ТАТАРСКАЯ СЛОБОДА

Не кончайся, живая вода,
Не теряйся, не тай слобода, 
Погоди, погоди истончаться,
Оставайся такой, как всегда.

Пусть тропинки уводят в кусты,
Полумесяц сменяет кресты,
Деревянные ставни щебечут,
И окошки сияют, чисты.

Пусть белеет березья кора,
Запах хлеба летит со двора,
И мальчишки от счастья смеются,
И поют соловьи до утра.

Не кончайся, живая вода,
Не теряйся, не тай, слобода, 
Погоди, погоди истончаться,
Оставайся такой, как всегда.

* * *

Там, на Казанке, всё ещё рыбаки.
Чем-то их манит этот некрепкий лёд.
А у меня – самолётик, кораблик, оба они легки,
И хоть один до тебя долетит-доплывёт.

Вот самолётик. С ним-то, вообще, легко.
Прямо и только прямо, и там, у самой воды
Маленький крюк направо. И в руки твои легло
Судно воздушное с ёмким названием «ты».

Или кораблик. По речке, протоке, ручью
К озеру мчится, видишь – быстрей, быстрей.
Ты уж поймай его – крейсер с названием «you»,
Бодро прошедший речку, протоку, ручей.

* * *

Это мальчики – про войну.
А девочки – про любовь.
Говори. Защищай страну.
Голову приготовь-
                               ся сложить,
и всё остальное – тоже.
А мне – ворожить, любить,
Решать, кто теперь дороже:
Ты один или вся королевская рать, 
Внешний мир со всеми его сюжетами...
Ты-то хочешь туда, спасать.
А я – не думать об этом.

АЛЛЕГОРИЯ РАДОСТИ

... а в руках у неё – огромный светящийся шар.
 
она переходит дорогу – проезжая часть, тротуар,
лужи, забор, машины, мост, фонари, дома
тоже теперь сияют, как шар и она сама.
 
а шар золотится, греет
ей руки и всё вокруг
 
(и, кажется, не имеет
значения больше вдруг

ни то, что случится позже,
ни всякие «нет» и «да»,
ни то, чего быть не может
сегодня или всегда)
 
планеты большой верченье,
верченье других планет.
 
...но шар, но его свеченье,
но весь этот блеск и свет!..